Давным-давно в далекой-далекой стране у самых синих гор в одном селениив одном селении, достаточно зажиточном, чтобы свысока смотреть на деревни, но до города еще не дотягивать, жили-были колодезные журавли. Постарше и помоложе. Побольше и поменьше. Разные.
День и ночь (больше, конечно, «день») скрипели они, наклоняясь к колодцу и вновь распрямляя шеи, чтобы вытащить еще и еще одно ведро воды. Один за другим шли их полезные трудовые дни и скучные ночи. А по ночам, когда люди ложились спать, и очень редко кому приходила в голову мысль набрать воды, журавли тихо скрипели в такт своим мыслям. Или перескрипывались между собой.
Один из колодезных журавлей, помоложе, мечтал. Он мечтал стать настоящим журавлем — птицей — и летать высоко-высоко в небе. Журавли постарше посмеивались над этой фантазией и частенько скрипели ночами, поучая молодого собрата. Они были мудры, эти старые колодезные журавли, они многое и многих повидали, и скрипели весьма разумно. О том, что колодезный журавль — совсем другая птица, о гордости за свой полезный труд, об ответственности за тех, кому нужна вода, о счастье видеть радостное лицо путника, напившегося после долгой дороги, о благодарности коров и овец. А еще о том, что пустые мечты ведут к печали, потому что им не суждено сбыться. О пользе быть довольным тем, что есть, о заботливых руках хозяина и возможности смотреть на всех свысока. И еще много о чем вдумчиво и правильно скрипели старые умудренные жизнью, добросовестные и благородные колодезные журавли.
Молодой журавль соглашался с ними и тоже начинал гордиться своей судьбой. И даже иногда свысока поглядывал на кур и ворон. Особенно на ворон — бесполезных птиц, чей полет только для себя, а его, колодезного журавля труд — для других. Ну чем не счастье — быть нужным, быть на своем месте?
И все-таки, каждый раз, когда в небе показывались белые журавли, молодой колодезный журавль выпрямляся во весь рост и смотрел, смотрел ввысь, любовался полетом, размахом крыльев, вслушивался в непонятный их разговор и медленно, с неохотой склонялся, если его некстати тянули вниз руки человека, которому понадобилась вода. Собратья постарше замечали это и вновь принимались скрипеть свои мудрые и правильные истины.
А иногда, чаще ночью, один или другой из белых журавлей спускался вниз, садился на край колодца и принимался о чем-то втолковывать, взмахивая крыльями. И молодому колодезному журавлю казалось, что еще чуть-чуть, и он поймет. Поймет что-то важное, что поможет ему — однажды — стать настоящим журавлем.
Но понять не удавалось, и белый журавль, вскрикнув в последний раз, улетал, оставляя колодезным журавлям скрипеть и возмущаться.
Так шло время.
Однажды, на рассвете молодой колодезный журавль смотрел в небо, любуясь полетом журавлей белых и не замечая скрипа соседей. И вдруг ему показалось, что если он как следует раскачается, то его размах станет похож на движение крыльев. Тогда он начал раскачиваться все сильнее и сильнее, скрипел все громче и громче, наклонялся и взмывал вверх, наклонялся и выпрямлялся, все чаще и чаще… и дерево не выдержало, длинная шея вылетела из разломившегося крепления. Колодезный журавль упал возле колодца.
Когда хозяин колодца пришел, чтобы набрать воды, он увидел сломанного журавля, покачал головой, собрал обломки и отнес их на задний двор, сложив в кучу у забора. И уже новый, совсем молодой колодезный журавль кланялся в руках хозяина, и старые мудрые колодезные журавли скрипели ему свои наставления, приводя в пример мечтателя-неудачника.
Как-то раз дети хозяина, играя на заднем дворе, решили делать воздушного змея. Они подобрали длинные тонкие щепки от растрескавшегося колодезного журавля, натянули на них старые тряпки, привязали за нитку и запустили змея в небо. Затаив дух, отправился он в свой первый полет, делая круг за кругом выше домов, труб и стрел других колодезных журавлей. Он кричал им, он хотел рассказать, что летит, что мечта сбылась, но они не слышали его. Или не хотели.
А он все летел и летел, но очень мешала нитка, она притягивала к земле, не давала умчаться выше, туда, где иногда появлялась журавлиная стая. Наигравшись, дети упрятали воздушного змея в чулан, и вновь потянулись скучные дни. Только теперь уже и неба не было видно, и обвисали старые тряпки, и прогибались щепки.
Все-таки дети вспомнили о своей игрушке и на исходе лета вновь запустили воздушного змея. Изо всех сил рванулся он ввысь, чтобы использовать свой шанс, и нить оборвалась. Тут же его ровный полет прервался, воздушный змей закувыркался в воздухе, теряя ветер и начал падать. Разболтанная рама скрипела, грозя развалиться, а ткань хлопала по воздуху, мешая вновь поймать поток.
И вдруг справа и слева от падающего воздушного змея появились белые журавли. Они что-то кричали, но по-прежнему непонятно. А еще они что-то старались показать. Их крылья хлопали в такт, и так же в такт начала хлопать ткань, и трещать рама — взмах за взмахом. Воздушный змей понял, что он машет крыльями, что он — летит. И все больше ему казалось, что он что-то понимает в журавлиных криках. По крайней мере одобрение слышалось явно.
Однако уж очень непрочной была конструкция, старыми тряпки и рассохшимся дерево. Щепка за щепкой, веревочка за веревочкой отваливались от воздушного змея и падали вниз, пока он не рассыпался весь, не разлетелся по ветру, пока не развалился на лету. И в этот миг воздушный змей вдруг понял, что видит, как падат вниз его щепки и тряпочки. И как на их месте возникают белые крылья и тело настоящего белого журавля. Он услышал журавлиный — свой — крик и понял его. А воздух под крыльями вдруг стал послушен, и то, что только что давалось с таким трудом, оказалось легко и приятно. И вот уже три журавля закружили в небе, перекрикиваясь друг с другом о чем-то, непонятном с земли.
Через несколько дней при первых проблесках зари на край колодца самого молодого колодезного журавля опустился настоящий белый журавль. Он возбужденно расхаживал по краю, хлопал крыльями и все толковал о чем-то по-журавлиному. Но молодой колодезный журавль не слушал. Он помнил судьбу своего предшественника, променявшего благородный труд на детские забавы и сгинувшего в небе. Молодой колодезный журавль тихо поскрипывал на ветру и дремал, не обращая внимания на вздорную птицу. Он точно знал, что настоящие журавли — стоят у колодцев. А в небе… что ж, в небе летают бестолковые самозванцы, которым не повезло занять свое место в жизни.
День и ночь (больше, конечно, «день») скрипели они, наклоняясь к колодцу и вновь распрямляя шеи, чтобы вытащить еще и еще одно ведро воды. Один за другим шли их полезные трудовые дни и скучные ночи. А по ночам, когда люди ложились спать, и очень редко кому приходила в голову мысль набрать воды, журавли тихо скрипели в такт своим мыслям. Или перескрипывались между собой.
Один из колодезных журавлей, помоложе, мечтал. Он мечтал стать настоящим журавлем — птицей — и летать высоко-высоко в небе. Журавли постарше посмеивались над этой фантазией и частенько скрипели ночами, поучая молодого собрата. Они были мудры, эти старые колодезные журавли, они многое и многих повидали, и скрипели весьма разумно. О том, что колодезный журавль — совсем другая птица, о гордости за свой полезный труд, об ответственности за тех, кому нужна вода, о счастье видеть радостное лицо путника, напившегося после долгой дороги, о благодарности коров и овец. А еще о том, что пустые мечты ведут к печали, потому что им не суждено сбыться. О пользе быть довольным тем, что есть, о заботливых руках хозяина и возможности смотреть на всех свысока. И еще много о чем вдумчиво и правильно скрипели старые умудренные жизнью, добросовестные и благородные колодезные журавли.
Молодой журавль соглашался с ними и тоже начинал гордиться своей судьбой. И даже иногда свысока поглядывал на кур и ворон. Особенно на ворон — бесполезных птиц, чей полет только для себя, а его, колодезного журавля труд — для других. Ну чем не счастье — быть нужным, быть на своем месте?
И все-таки, каждый раз, когда в небе показывались белые журавли, молодой колодезный журавль выпрямляся во весь рост и смотрел, смотрел ввысь, любовался полетом, размахом крыльев, вслушивался в непонятный их разговор и медленно, с неохотой склонялся, если его некстати тянули вниз руки человека, которому понадобилась вода. Собратья постарше замечали это и вновь принимались скрипеть свои мудрые и правильные истины.
А иногда, чаще ночью, один или другой из белых журавлей спускался вниз, садился на край колодца и принимался о чем-то втолковывать, взмахивая крыльями. И молодому колодезному журавлю казалось, что еще чуть-чуть, и он поймет. Поймет что-то важное, что поможет ему — однажды — стать настоящим журавлем.
Но понять не удавалось, и белый журавль, вскрикнув в последний раз, улетал, оставляя колодезным журавлям скрипеть и возмущаться.
Так шло время.
Однажды, на рассвете молодой колодезный журавль смотрел в небо, любуясь полетом журавлей белых и не замечая скрипа соседей. И вдруг ему показалось, что если он как следует раскачается, то его размах станет похож на движение крыльев. Тогда он начал раскачиваться все сильнее и сильнее, скрипел все громче и громче, наклонялся и взмывал вверх, наклонялся и выпрямлялся, все чаще и чаще… и дерево не выдержало, длинная шея вылетела из разломившегося крепления. Колодезный журавль упал возле колодца.
Когда хозяин колодца пришел, чтобы набрать воды, он увидел сломанного журавля, покачал головой, собрал обломки и отнес их на задний двор, сложив в кучу у забора. И уже новый, совсем молодой колодезный журавль кланялся в руках хозяина, и старые мудрые колодезные журавли скрипели ему свои наставления, приводя в пример мечтателя-неудачника.
Как-то раз дети хозяина, играя на заднем дворе, решили делать воздушного змея. Они подобрали длинные тонкие щепки от растрескавшегося колодезного журавля, натянули на них старые тряпки, привязали за нитку и запустили змея в небо. Затаив дух, отправился он в свой первый полет, делая круг за кругом выше домов, труб и стрел других колодезных журавлей. Он кричал им, он хотел рассказать, что летит, что мечта сбылась, но они не слышали его. Или не хотели.
А он все летел и летел, но очень мешала нитка, она притягивала к земле, не давала умчаться выше, туда, где иногда появлялась журавлиная стая. Наигравшись, дети упрятали воздушного змея в чулан, и вновь потянулись скучные дни. Только теперь уже и неба не было видно, и обвисали старые тряпки, и прогибались щепки.
Все-таки дети вспомнили о своей игрушке и на исходе лета вновь запустили воздушного змея. Изо всех сил рванулся он ввысь, чтобы использовать свой шанс, и нить оборвалась. Тут же его ровный полет прервался, воздушный змей закувыркался в воздухе, теряя ветер и начал падать. Разболтанная рама скрипела, грозя развалиться, а ткань хлопала по воздуху, мешая вновь поймать поток.
И вдруг справа и слева от падающего воздушного змея появились белые журавли. Они что-то кричали, но по-прежнему непонятно. А еще они что-то старались показать. Их крылья хлопали в такт, и так же в такт начала хлопать ткань, и трещать рама — взмах за взмахом. Воздушный змей понял, что он машет крыльями, что он — летит. И все больше ему казалось, что он что-то понимает в журавлиных криках. По крайней мере одобрение слышалось явно.
Однако уж очень непрочной была конструкция, старыми тряпки и рассохшимся дерево. Щепка за щепкой, веревочка за веревочкой отваливались от воздушного змея и падали вниз, пока он не рассыпался весь, не разлетелся по ветру, пока не развалился на лету. И в этот миг воздушный змей вдруг понял, что видит, как падат вниз его щепки и тряпочки. И как на их месте возникают белые крылья и тело настоящего белого журавля. Он услышал журавлиный — свой — крик и понял его. А воздух под крыльями вдруг стал послушен, и то, что только что давалось с таким трудом, оказалось легко и приятно. И вот уже три журавля закружили в небе, перекрикиваясь друг с другом о чем-то, непонятном с земли.
Через несколько дней при первых проблесках зари на край колодца самого молодого колодезного журавля опустился настоящий белый журавль. Он возбужденно расхаживал по краю, хлопал крыльями и все толковал о чем-то по-журавлиному. Но молодой колодезный журавль не слушал. Он помнил судьбу своего предшественника, променявшего благородный труд на детские забавы и сгинувшего в небе. Молодой колодезный журавль тихо поскрипывал на ветру и дремал, не обращая внимания на вздорную птицу. Он точно знал, что настоящие журавли — стоят у колодцев. А в небе… что ж, в небе летают бестолковые самозванцы, которым не повезло занять свое место в жизни.
-
-
27.11.2010 в 19:43